Николай Анциферов — поэт, рожденный «под стук вагонеток и клети»

Николай Анциферов

Весной 1952 года в редакцию молодежной газеты «Комсомолец Донбасса» зашел «невысокого роста паренек в резиновых сапогах, в дешевом пиджачке и кургузой кепочке. Стряхнул на пороге опилки с сапог, глухо спросил: «По стихам кто здесь работает?». Ему указали. Паренек шагнул к столу и протянул несколько тетрадных листков. Просто, по-свойски сказал: «На вот, глянь».

Так вспоминал впоследствии «крестный отец» поэта, его первый творческий наставник писатель Анатолий Мартынов. Стихи тут же пошли по рукам. А через несколько дней появились в печати. Немного грубовато, с лукавинкой, но в то же время с явной теплотой автор рассказывал землякам о своих друзьях-шахтерах. И Донбасс впервые услышал имя, которое вскоре станет известно всей стране: Николай Анциферов.

Его биография — в его стихах. Детство — такое же, как у большинства мальчишек, выросших в шахтерских поселках. Оккупация отчего края гитлеровцами, послевоенная разруха. Учеба в ремесленном училище и, наконец, не по летам тяжелая, самостоятельная работа

В том голодном сорок седьмом
Я, голодный, семнадцатилетний,
Хлеб пошел добывать горбом…

В этих стихах содержатся реальные подробности жизни поэта. Действительно, Николай Анциферов родился за семнадцать лет до описываемых событий, 28 октября 1930 года, в городе Макеевка. А если уж говорить абсолютно точно, по-анциферовски, на «незабвенной» шахте «София» (позже она носила имя А.Батова).

О первых своих производственных трудностях и огорчениях поэт напишет впоследствии с добродушной улыбкой. Ведь «шахтный слесарь пятого разряда», как на крыльях впорхнувший в горняцкую нарядную, был встречен здесь, мягко говоря, без особого энтузиазма. Но уже вскоре он с нескрываемой радостью слышит за спиной одобрительные голоса соседок. И отец, почетный шахтер, «называет меня дома Колькой, под землей Степанычем зовет».

Когда же «батьке» перевалило за шестьдесят и его стали настойчиво провожать на пенсию (вообще-то шахтеры уходят на заслуженный отдых в пятьдесят лет), сын скрупулезно подсчитал:

Двенадцать лет шахтер
не видел свет,
А под землею годы эти прожил…

Оказывается, если сложить все смены, проведенные отцом под землей, набирается целых 12 лет беспрерывного (и беспросветного!) труда. Пятая часть жизни! Наверное, найдутся скептики, которые усомнятся: разве можно, дескать, всерьез жалеть о разлуке с такой каторжной работой, а тем более любить ее и гордиться ею! Можно! Иначе не родились бы эти лихие строки, вырвавшиеся на свет из каменных недр:

Я работаю, как вельможа,
Я работаю только лежа.
Не найти работенки краше,
Не для каждого эта честь.
Это — только в забое нашем:
Только лежа — ни встать, ни сесть. 

Нет, угрюмый и раздражительный тип, недовольный жизнью, обиженный на весь белый свет, не способен на такое восприятие и описание шахтерской доли. Оптимизм, юмор — характерные черты поэзии нашего земляка. И именно эту особенность его таланта высоко ценил Александр Твардовской. Н. Анциферов близок А. Твардовскому и образностью речи своих героев, богатой поговорками, притчами, прибаутками. Он мастер диалога и полилога. Вот, например, бытовая сценка из стихотворения «Смотрины»:

— Вы слыхали? Подумать только! —
Бабы ахают. — Ну и ну!
Отчубучил Анциферов Колька!
Из Москвы приволок жену…
— С маникюром?..
— Кажись, с маникюром…
— И в мущинских штанах?
— Нет, кажись.
— А лицо?
— Так себе…
— Хороша!
— Ничего…
— Да больно тош-ш-ша-а…
— В чем душа…
— А кому пойдет впрок
Тамошняя пища:
Утром — чай,
В обед — чаек,
Вечером — чаище…

Разве не узнаем мы по безымянным репликам, будто воочию, неугомонных и вездесущих блюстительниц строгих нравов и распространительниц поселковых «последних известий»! Как они колоритны, неповторимы в своей выразительности и по-житейски трезвы в суждениях:

…Всю неделю по всякому поводу
Тараторил смотринный штаб:
— Молодая ходила по воду…
— Не косится на здешних баб…
В результате насчет москвички
Заболевший вопрос решен:
«Есть москвички — отпетые птички.
Есть — пригодные и для жен».

Существует выражение: «Вышел из народа…». Николай Степанович никогда не выделял себя из шахтерской массы, не отстранялся от ее нужд и радостей:

Я родился под стук вагонеток и клети,
Потому-то без шахты я жить не смогу.

Но разлуки с «кормилицей-шахтой» бывали. После окончания вечерней школы послал свои стихи на творческий конкурс в Москву, в Литературный институт имени А.М.Горького. Но домой приезжал при первой возможности. Не пропускал матчей донецкого «Шахтера», за который преданно болел…

В столице его быстро заметили. Стали приглашать на творческие вечера. Афористичные, отчеканенные строки нашего земляка часто еще до публикации становились широко известными в литературной среде. Стихи Анциферова высоко оценивали Николай Тихонов и Ярослав Смеляков, Николай Асеев и Сергей Смирнов, Василий Федоров и Николай Рубцов.

С Рубцовым мы учились на одном курсе, занимались в одном творческом семинаре, и Николай не раз просил меня познакомить со знаменитым земляком, который после работы часто приезжал к донбассовцам в общежитие. Я показал стихи Рубцова Анциферову, и он разрешил мне пригласить однокурсника в нашу комнату…

Впоследствии двух Николаев до конца дней связала крепкая дружба. А когда Анциферова не стало, Рубцов посвятил его памяти одно из лучших своих, загадочных по пронзительности чувств и печальному предвидению стихотворений:

Зовет он тоскливо, как вьюга!
И я, содрогаясь, иду
На голос поэта и друга.
Но — пусто! Меж белых могил
Лишь бродит метельная скрипка…
Он нас на земле посетил,
Как чей-то привет и улыбка.

Увы, стихи оказались пророческими. Будто впрямь на голос поэта и друга ушел вскоре из земной жизни и сам Николай Рубцов, кстати, написавший в одном из стихотворений: «Я уйду в крещенские морозы…». И его не стало на Крещение.. Но светит его «звезда полей, и сверкают лучистыми гранями» «как глыба антрацита» (слова С.Смирнова) стихи Николая Анциферова.

«Сказать имею право!» — решительно заявил он в своей первой книге «Дайте срок»:

О Донбассе пишут в географии,
Что Донбасс — край угля
и металла.
Верно. Но для полной биографии
Это очень сухо, очень мало.
Кажется, есть песня о Донбассе,
Терриконы и копры воспеты.
Верно, есть такие. Я согласен.
Только это — внешние приметы.
Я хочу сказать о земляках.
Может быть, получится коряво,
Все-таки
Горняк
О горняках,
Как могу,
Сказать
Имею право.

И сказал, хотя ему мешали это делать. Некоторые его стихи мне удалось впервые опубликовать лишь через много лет после смерти Николая Анциферова. Ведь его шахтеры — не плакатные «солнцерубы», а нормальные «подземные» люди в их неприкрашенных буднях и бесхитростных праздниках…

Жизнь оборвалась внезапно, в декабре 1964 года. В некрологе, опубликованном «Литературной газетой», говорилось: «Умер поэт большого и самобытного таланта… Поэт жизнелюбивой и веселой натуры, он был так молод и полон замыслов… Николай Анциферов был еще весь впереди…».

Все верно в этих словах. Многого он не успел сказать. Но еще обиднее то, что даже сделанное Анциферовым до сих пор по-настоящему не оценено. Практически малодоступны сегодня читателям и его стихи, которые, если изредка и переиздаются, то мизерными тиражами. И все-таки углубленное знакомство с его творчеством еще впереди.

Геннадий ЩУРОВ, «Европа-Центр», № 2/2006

Добавить комментарий