Эти строки пишутся в Сталино (с 1961 г. – город Донецк), обугленном, дымящемся, ликующем Сталино. Еще ползет над городом горький дым пожарищ, черное пламя лижет бетон и железо заводских корпусов, еще корчится в огне растерзанная улица Артема, его горе не выплакано и даже еще не высказано, а уже ликует освобожденный город. Все, кто выжил в нем, все, кого не успели замучить оккупанты,- все сейчас на улицах. Мужчины и женщины, дети.
Они еще ничего не рассказывают, они не могут сейчас рассказывать, они только плачут от счастья, целуют бойцов и их пыльные щеки, их солдатские руки, их оружие и повторяют:
– Как мы вас ждали! Как мы вас ждали! Первые часы освобождения. Первое вольное утро после двух страшных лет. Первая встреча освобожденных с освободителями. Нельзя описать, и вероятно, и пытаться не надо. Не расскажешь сейчас того, что чувствуешь, слов не подберешь, но волнение сжало твое горло, и ты шепчешь слова, какие есть, может быть, и не те. Здравствуй, земля родная!.. Черная… Горькая… Единственная… Здравствуй, Донбасс!
А через город все идут и идут вперед бойцы – освободители Донбасса, запыленные, закопченные, усталые, счастливые. Рыжая донецкая пыль лежит на их костюмах, пламя донбасских боев горит на их лицах, за их плечами слава, как крылья. Они с боем прошли через весь Донбасс и освободили его.
– Как мы вас ждали! – ликующе кричат им с тротуаров. А бойцы могли бы рассказать, как они сюда рвались.
Они дрались за Сталино еще на миусских рубежах. Уже в июльских, августовских жестоких боях на Миусе было заложено начало освобождения Донбасса. Мы видели миусский рубеж. Немцы называли его крепостью на Миусе. Скалистые берега реки, холмы, курганы, высоты были одеты в железо и камень и окутаны проволокой. Подступы к ним заминированы, горы дышали огнем.
Войска генерал-полковника Толбухина перемололи на Миусе немецкие дивизии. На поля этих сражений нельзя спокойно смотреть. Это поля славы. Трактор войны словно перепахал их. Паша артиллерия превратила вражеские блиндажи в груду щенок и камня. Прорыв на Таганрог решил судьбу Миусской крепости. Прорвавшись через Миус, войска Южного фронта вторглись в самое сердце Донбасса. Их удар совпал с ударом войск генерала армии Малиновского.
Мы прошли по дорогам боев. Когда-то по этим же дорогам мы отступали. Мы говорили тогда шахтерам Донбасса: «Мы еще вернемся». Вот мы и вернулись. Мы вернулись не теми, что ушли,- война многому научила воинов и прежде всего мастерству победы. Только это объясняет успех стремительного победоносного марша войск по Донбассу. Это была музыка, чистая музыка,- сказал мне один боец.
Да, музыка, симфония победы. Стремительно, без устали шли вперед пехотинцы. Штурмом брали города, ломали сопротивление врага, их поддерживала артиллерия. Танки шли под прикрытием авиации. Безостановочно двигались тылы. Прекрасное взаимодействие всех родов оружия во имя победы.
Бойцы рвались вперед, навстречу им рвалось сердце.
Вдруг радист принял странные позывные:
– Товарищ! Говорит Макеевка, говорит Макеевка. Радист даже растерялся от неожиданности.
– Какая Макеевка?
– Говорит командир партизанского отряда. Сообщаю сведения об оккупантах, об их огневых точках.
И действительно сообщил все. Мы встретили потом в Макеевке командира этого партизанского отряда – товарища Алексинцева. Мы видели и его подпольную радиостанцию.
Товарищи из дивизии встретились с Алексинцевым впервые, только взяв Макеевку.
Знаешь, когда мы тебе окончательно поверили? – сказали они Алексинцеву.- Когда наш радист поблагодарил тебя, а ты ответил: «Меня благодарить не за что, я служу Родине». Тогда мы убедились, что ты свой, русский человек.
Взяв Макеевку, Енакиево, Ясиноватую, войска безостановочно продолжали двигаться на Сталино. К этому городу рвались все сердца. С трех сторон шли на штурм города бойцы генералов Рослого, Белова.
В городе население нетерпеливо ждало прихода наших войск. Эти чувства уже нельзя было скрыть, да люди их и не скрывали.
Вражеская газетенка «Донецкий вестник» первого сентября была вынуждена обратиться со специальным обращением к населению:
«С некоторых пор по городу стали ходить тревожные, очень волнующие население слухи о безнадежном положении немецких войск на фронте и о том, что приход большевиков в Юзовку – это дело нескольких дней. Усилившееся движение машин по улицам города рассматривается как явное отступление немецких частей».
Газетенка заклинала население не верить слухам. Но люди верили своей душе. Душа народа не обманула. Перед уходом из Сталино враги хотели угнать с собой все население. Они объявили, что тех, кто не уйдет с ними, расстреляют. И они стали расстреливать, сжигать живьем в домах.
Мужчины, девушки, юноши прятались в погребах, на чердаках, в сараях. Они верили: наши скоро придут, наши спасут. Они прислушивались к грохоту боя – бой приближался, а с ним и освобождение. Вот уже на окраине застучали пулеметы. Так трудно было скрывать радость. Сердце рвалось навстречу. Какая-то женщина на Второй линии вывесила над своим балконом алое платье – оно затрепетало на ветру, как флаг. В городе еще были враги.
Сейчас первые флаги вольно взмыли над Сталино. Люди вышли из подвалов. Пришли с пепелищ.
Они еще не верят своему счастью. Они хотят забыть горе. Тротуары осыпаны обуглившимся камнем, битым стеклом, обрывками проводов. Оккупанты отомстили камням города, как мстили людям. Пять дней поджигатели бегали по городу и жгли его зло, исступленно, как умеют только они, дикари. Лучшая улица города, краса его и гордость – Первая линия – превращена в руины.
Мертвый завод взорван. Разрушены почти все здания культурных учреждений.
Многие из них были использованы как помещения для тюрем, лагерей, застенков. Разорванная колючая проволока болтается на заборах. Сейчас, в эти первые часы освобождения города, еще трудно подсчитать все раны. Еще не были мы на кладбищах, еще не видели противотанковых рвов и шахтных шурфов, забитых трупами. Но мы все сочтем – каждую каплю крови, каждую слезу, пролитую нашими людьми. Мы ничего не забудем.
В городе, освобожденном всего несколько часов назад, уже начинается новая жизнь. Самое замечательное во всем, что видишь сейчас в освобожденных городах,- это страстная жажда восстановления. Люди истосковались по своему труду. Наш шофер удивляется молниеносности, с которой возникают мосты. Люди сами приходят в горсовет, в горком партии. Связисты хотят немедленно восстановить почту, телеграф. Через несколько часов после освобождения Сталино на единственном уцелевшем в центре города большом здании уже висел плакат: «Комбинат Сталиноуголь объявляет прием рабочих».
Тут уже толпятся сотни людей. Вслед за войсками, а часто и вместе с ними возвращаются в города партийные и советские работники. Я встретил в Макеевке своего старого комсомольского товарища Ивана Диденко. Он сейчас секретарь Макеевского обкома партии. Ему некогда толком поговорить со мной – хлопот полон рот.
– Хотим поскорее дать городу хлеб и воду! – крикнул он мне на бегу.
В Сталино прибыли секретари обкома партии и председатель облисполкома. Тут их уже на улице обступила толпа людей. Их узнают.
– Наши, наши, старые! – ликует народ.
И в том, что в город вернулись старые, давно знакомые руководители, для них, наших людей, освобожденных несколько часов назад, заключен драгоценный символ возвращения всего привычного, любимого, родного советского строя. Уже полдень. Все глуше и глуше доносятся сюда артиллерийские раскаты. Фронт движется вперед, на запад. Движется стремительно, неотвратимо. Бойцы, вернувшие стране Донбасс, продолжают свой солдатский трудный победный марш.
Их зовет сейчас к победе ветер с Днепра…