(Окончание. Начало)
* * *
К концу дня положение складывалось следующим образом. Вражеские танки отсекли лыжно-стрелковый батальон, оборонявшийся в селе Дубровка и, обтекая фланги кавполка, сомкнулись западнее Песочное. По одним разведданным танков насчитывалось пятьдесят четыре, по другим шестьдесят три.
Полк имел большие потери в личном составе. Минометная и артиллерийская батареи, разбиты, станковые пулеметы уничтожены, до единого, за исключением того, что имелось в резервном эскадроне. Осталось несколько бронебойных ружей и те без патронов, и вообще полк остался без боеприпасов.
Командир полка подполковник Калмыков решил бросить резервный эскадрон на западную окраину села с задачей атаковать рощу, отвлечь внимание противника и вывести остатки полка в Песочное.
Капитан Цыпкин отвел в сторону Крыгина и сказал.
– Как только резервный эскадрон завяжет бой, мы с подполковником направимся на восточную окраину Вовна. Прикройте нас.
– Есть, прикрыть! – ответил Григорий и вышел.
Неожиданно перед ним предстал командир отделения управления эскадрона старший сержант Казаков.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, в ваше распоряжение прибыло отделение управления эскадрона. Докладывает гвардии старший сержант Казаков.
Стоит “руки по швам” и улыбается черносмороденными глазами, с приподнятыми черными, как сажа, бровями, не обращая внимания на разрывы снарядов, посвист и хлопанье разрывных пуль. Только продолговатое смуглое лицо слегка бледновато, да кончик с горбинкой носа от промозглой погоды чуть покраснел. Невысокого, скорее среднего роста, поджарый, подтянутый, стройный. Смотрел смело, с вызовом, почти дерзко. Ну, настоящий горец. Не даром хлопцы, между собой, прозвали своего командира отделения Абреком. Абрек и есть, ни дать, ни взять.
– Кто вас сюда прислал и зачем?
– Замполит Селезнев, в помощь.
– Выходите на восточную окраину села, и не доходя до колхозной фермы, обождите прихода подполковника и капитана Цыпкина. Оберегайте их, как самих себя. Да, Володя, боеприпасы есть?
– По десятку патронов на карабин и по диску на автомат. У Водорезова и Носалевского есть по противотанковой гранате. Остальные отдали в эскадроне хлопцам, им, как никак, идти в бой, а нам с вами может и полегче будет.
– Как сказать, бабушка…
Их разговор прервал сплошной рев станковых, ручных пулеметов, винтовок, автоматов и уханье противотанковых ружей.
Третий эскадрон пошел в контратаку, как всегда дружно и напористо.
– Володя, дорогой, скорее на место. Сейчас будут выходить из штаба командир полка и начальник штаба.
Казаков махнул ребятам рукой и бросился в переулок между горящими хатами к своему месту.
На крыльцо не спеша вышел, одевая светло-коричневые замшевые перчатки, подполковник Калмыков, а за ним капитан Цыпкин.
– Лошадей! – крикнул начальник штаба.
Коноводы подали подполковнику вороную, как смоль, Галку и гнедую Двинку – капитану. Лошади не стояли спокойно. Галка, перебирая ножками, вертелась на месте. Чуя дорогу, приплясывала Двинка. От разрывов снарядов лошади вздрагивали, прядали ушами и вскидывали головы.
Подполковник посмотрел вокруг, прислушался к непрекращающемуся шквалу огня третьего эскадрона, покрутил головой и неловко-мешковато взгромоздился на Галку, которую придерживал под уздцы коновод.
Капитан Цыпкин наоборот отказался от помощи коновода, разобрал поводья, взялся за гривку Двинки. Не вставляя левой ноги в стремя, сделал правой мах и очутился в седле.
Егор Гаврилович крякнул от удовольствия, такая посадка редко кому дается.
Теперь в переулке, по которому предстояло ехать командиру полка и начальнику штаба, пылало уже не две-три хаты, а пять-шесть. Подполковник грустно улыбнулся и ринулся в сплошную завесу дыма и огня. Почти рядом, отставая всего лишь на голову лошади, мчался капитан Цыпкин, за ним неслись коноводы и эскадронные связные.
У здания штаба остались трое: Крыгин, Стативкин и Гунько, которые должны были прикрывать отход командира полка и начальника штаба. Но так как им никто не угрожал, а в случае необходимости это мог сделать Казаков, Крыгин не спешил, высматривал местечко, где бы можно было проскочить, минуя сплошь закрытый огнем и дымом единственный переулок, по которому предстояло выбираться на восточную окраину села.
– Ну, орлы, давайте и мы за начальством. Как мы только проскочим пожарище, вот вопрос? В обход далеко.
– Грицко, есть же старый проверенный способ, – с готовностью ответил Егор Гаврилович. Он подбежал к Быстрому, легко и красиво вскочил на коня и накинул ему на голову бурку. – За мной, друзи! – И старый вояка пропал в огненной пропасти. Григорий точно также, как и Егор Гаврилович, накинул бурку на голову Мальчика, а Стативкин своему Моряку плащ-палатку, немножко потоптался. Не хватало смелости броситься в бушующее пламя. “Выскочишь или нет? Споткнется конь – и конец, живьем зажаришься”, – билось в голове.
– Эх! Павел Александрович, – наконец решился он, – как говорится двум смертям не бывать, а одной… За мной!
Григорий вонзил в бока коню шпоры, чего почти никогда не делал. От неожиданности Мальчик так прыгнул, что всадник чуть из седла не вылетел и понесся, что есть силы, как-то особенно высоко поднимая и осторожно ставя ноги.
На Григория надвигалась стена огня и дыма. Он наклонился, прильнув щекой к самой гриве лошади, и похлопав ласково по шее, попросил боевого друга: “Мальчик, родной, выручай, не подведи” – и закрыл глаза.
Что-то нестерпимо горячее, удушающее ворвалось ему в грудь. Казалось, что он проглотил факел пламени вместе с дымом горящей мокрой соломы. Старался выдохнуть, но это ему не удавалось и он потерял сознание.
Крыгин почувствовал на лице что-то холодное и мокрое. Когда открыл глаза и пришел в себя, то понял, что он по-прежнему лежит на шее лошади. Стативкин держит под уздцы Мальчика, а Егор Гаврилович трет снегом ему лицо, виски.
Он боялся вздохнуть. Огненный факел жег все в груди, и душил запах дыма горящей гнилой мокрой соломы.
Григорий осмотрелся. Кавалеристы: рядовые и сержанты, старшины и офицеры, окапывались, занимая круговую оборону, прикрываясь постройками животноводческой фермы.
Между ними скакал подполковник Калмыков, капитан Цыпкин и почему-то оказавшийся здесь на своем Арабе комсорг Шахбазов. Они отдавали какие-то приказания.
Вовна и прилегающая площадь к восточной окраине села была окружена вражескими танками. Стальные чудовища расположились в полукилометре одно от другого, почти по правильному кругу, направив в сторону остатков полка тупорылые морды, поддерживая между собой, для устрашения конников, огневую артиллерийскую связь.
Некоторые казаки пытались прорваться сквозь кольцо. Но танкисты, не стреляя, догоняли таких смельчаков, раздавливали гусеницами и снова занимали прежнее место в строю. Судя по всему, фашистам неинтересно было просто убить человека. Им хотелось почувствовать треск ломающихся человеческих костей под тяжестью танка и полюбоваться намотанными на гусеницы кишками “руссиш швайн”.
Вот еще группка спешенных кавалеристов человек десять, очертя голову, бросились на прорыв. Их постигла тяжелая участь. Два танка развернулись один другому навстречу и передавили всех десятерых. Затем деловито заняли прежнее место в строю. Делалось это с открытыми танковыми люками и танкисты высунувшись по пояс, со смехом созерцали страшные дела водителей.
В этот момент Командир полка подполковник Калмыков, руководивший организацией обороны, замертво свалился с седла.
Автоматически командование полком, а вернее его остатками переходило в руки заместителя командира полка по политической части подполковнику Красногиро.
К нему устремились суровые взгляды бойцов и командиров. На него смотрели сотни глаз с надеждой, безмолвной просьбой, а кто и злостью, “а ну, мол, что скажешь ты, комиссар, посмотрим, на что способен”. Раздавались выкрики:
– Командуй, комиссар!
– Выводи, комиссар!
Подбежал к нему комсорг Шахбазов. Высокий, стройный, с горящими, как звезды в темном Азербайджанском небе, глазами и сказал:
– Товарищ подполковник, ведите! Я первый пойду. Брешут, всех не передушат. Останутся и живые.
Они отомстят за нас! Канэчна.
А он, комиссар, стоял, засунув большой палец правой руки за портупею, подтянутый, с выбритыми до синевы щеками, с чистеньким подворотничком и всем мягко улыбался карими добрыми глазами.
– Вы хотя не все сразу говорите, а по одному,- сквозь улыбку проговорил подполковник. И став, вдруг, серьезным громко позвал:
– Дежурный, ко мне!
Крыгин спешился и быстро подошел к подполковнику.
– Не медля ни одной минуты, соберите все противотанковые ружья, пушки и какие найдутся к ним боеприпасы и давайте их сюда.
У старшего лейтенанта много нашлось помощников – добровольцев, которые бросились в разные стороны на розыски бронебойщиков.
Не прошло и пяти минут, как к нему подошли четыре бронебойщика во главе со старшим сержантом Фельчаковым. У сержанта оказалось в наличии одиннадцать патронов, у другого бронебойщика – один, а у тех – ни одного. Сержант оставил себе три патрона, а остальные разделил по-божески среди товарищей.
Другие казаки прикатили на руках противотанковую пушку без передка и два подкалиберных патрона к ней.
Подполковник Красногиро назначил Крыгина распоряжаться бронебойщиками, а пушкарями – Ченцова.
Но прежде, чем поставить командирам задачу, Красногиро выстроил меж бессистемно разбросанных сараев МТФ, так, чтобы не было видно противнику, пеших в один отряд, всех конных: командиров, штабных офицеров, коннонарочных, коноводов и прочий люд, имевший по – какой-либо причине при себе лошадей – в другой отряд.
В первой группе оказалось человек сто шестьдесят, во второй, выстроившейся против первой – семьдесят шесть.
Подполковник Красногиро кратко изложил свой план действий.
– Товарищи бойцы и командиры, сейчас мы с помощью бронебоек и пушки в северо-восточном направлении выведем из строя несколько вражеских танков, в том месте образуется приличное “окно”. Пешие сразу же вместе со мной быстро, бегом, что есть силы, направятся через это “окно” в лес. Так что, если у кого есть лишние тяжести, выбросьте их. – Гвардейцы стояли молча и внимательно слушали комиссара – Каждый из вас должен понять и крепко запомнить: не паниковать !
Когда мы, по моему расчету, добежим до линии кольца, по которому заняли огневые позиции фашистские танки, они слева и справа двинутся на нас. Вот здесь-то старшему лейтенанту Крыгину, который поведет конных, нужно уловить момент. Когда танки устремятся на нас, в их цепи в сторону юго-востока образуется разрыв. В тот-то разрыв и нужно рвануться конникам, держа направление к видневшемуся лесу. Там спасение. Естественно, врагам покажется конная группа численно больше нашей, думаю, бросят нас и устремятся к ней. Нам же будет обеспечен свободный проход, а они, конники Крыгина, пользуясь скоростью, проскочат кольцо окружения.
– Товарищи, понятен мой замысел?
– Понятно, товарищ подполковник, – дружно, но негромко, ответили кавалеристы и пешие, и конные.
Затем Красногиро хитровато улыбнулся и спросил:
– Кто попытается проскочить на коне кольцо окружения без предварительного огня наших
бронебойщиков? Найдется смельчак?
Настала тревожная тишина, все молчали, опустив глаза. На такое дело никто не решался. Вот если бы гуртом, целым табором, другой разговор, а так…
– Я! – Сделал два шага вперед отсекр партбюро ВКЦ(б), лейтенант Далаев. – Дайте лихого коня, мой с коноводами в селе Песочное, я попробую пройти, – твердо сказал он. – Что я там должен буду делать на той стороне?
– Что делать? – переспросил подполковник, грустно улыбаясь. – А ничего. Будете ожидать нас. Можно связаться со штабом дивизии, доложить обстановку, полка.
– Есть! Дайте коня!
Комсорг Шахбазов подвел отсекру вытанцовывающего белоснежного Араба.
– Бери, лейтенант. Араб не подведет, а я с комиссаром в пешем строю двину .. Канэчна..
Далаев зачем-то отвьючил бурку, накинул на плечи и легко прыгнул в седло. Он какую-то долю секунды постоял, всматриваясь в опасную даль, поднял руку в знак приветствия или прощания – и рванулся галопом вперед на врага. Ошметья снега и грязи полетели в стороны из-под копыт Араба. Далаев наклонился немного вперед и чуть влево, как это делают степняки-казахи, не снижая скорости, и,казалось не раздумывая, мчался прямо на танки.
А гвардейцы, оцепенев, с замиранием сердца, затаив дыхание, смотрели на удалявшегося отсекра.
“Проскочит или не проскочит? ” – гадали они. Пушечный выстрел, другой, третий. Далаев скрылся за разрывами снарядов. Григорий закрыл глаза. Когда открыл, то взметнувшаяся земля со снегом осели, дым рассеялся, а Далаев…
А лейтенант Далаев мчался уже далеко, за линией окружения.
Люди, измученные тяжелым боем и голодом, удрученные гибелью товарищей, бросились обнимать друг друга, трясти руки, словно это не один лейтенант Далаев проскочил, а все спаслись от неминуемой смерти. Они настолько воспрянули духом, что выход из огненного-панцерного кольца казался им делом решенным и не столь опасным, как это казалось.
– Старшие лейтенанты Крыгин и Ченцов – ко мне, – позвал подполковник Красногиро.
Офицеры твердым шагом подошли к подполковнику.
– Товарищи командиры, вам ставится задача уничтожить вот те два танка, что торчат против выступа леса. Крыгину стрелять залповым огнем, ну, а тебе, Ченцов, как вести огонь по танкам, сам добре знаешь. Огневых позиций я вам указывать не буду, сами выберите.
Крыгин побежал к бронебойщикам, стоявшим отдельным гурточком. Объяснил им задачу и спросил их мнение, как лучше с ней справится.
Фельчаков посмотрел внимательно на танки, потом осмотрел прилегающую местность и сразу предложил:
– Нам нужно скрытно подойти вон к тому забору, которым огорожен крайний домик. Укроемся за ним, а стволы ружей просунем в просветы между досок, тогда танки вроде к нам боком повернутся, и мы врежем по ним. А так, в лоб, не возьмем, танки тяжелые, у них лобовая броня крепкая.
Остальные ребята переминались. Чувствовалась их неуверенность в затеянном деле.
– Один снаряд и от нас мокрое место останется, -промямлил щупленький, молоденький бронебойщик.
– Кончай базар, – прикрикнул Крыгин, – выполняйте задачу.
– Давайте мои патроны, – потребовал Фельчаков у товарищей, – я сам с фашистами разделаюсь.
– Ишь ты какой, давай ему патроны! – Взъерошился щупленький боец, непонятно как попавший в бронебойщики. – Давай ему патроны, а потом будет хвастать: ” как бы не я, полк бы не вышел из окружения”.
Пошли к забору, быстрей!
Прикрываясь сараями и плетнями, хлопцы незаметно подошли к намеченной огневой позиции. Старший сержант Фельчаков, стоя во весь рост, первый сунул ствол ружья в просвет между досок. Остальные, не медля, последовали его примеру.
Приготовились? Вон по тому паразиту, что поближе к сосне стоит, залпом…Пли!! – Скомандовал старший сержант.
Раздался дружный оглушительный залп. У щупленького с головы слетела шапка. Но солдатик не бросился за ней, готовился к другому выстрелу.
Григорию через бинокль хорошо было видно, как танкисты выскакивали из танка, а через минуту он скрылся в дыму.
– По тому паразиту, что левее, залпом…Пли!
– Есть еще один гад! – Крикнул щупленький боец и только теперь поднял свою шапку.
– Побежали за комиссаром, – позвал Фельчаков товарищей, и бегом устремился в направлении отдельной сосны, хлопцы побежали вслед за старшим сержантом.
Крыгин посмотрел в том направлении. Колонна спешенных кавалеристов бежала за комиссаром. Красногиро вырвался далеко вперед. Колонне оставалось пробежать до кольца окружения с полкилометра, путь пока был свободен.
Стативкин рысью подвел лошадей и тревожно сказал.
– Настает и наш час, Григорий Семенович.
Сидя на лошадях. оставшиеся в стальном кольце конники, смотрели со страхом и сердечной болью на колонну товарищей, спешивших перескочить страшную линию смерти. Видно, что они бегут, но издали продвижение казалось медленным-медленным.
Вражеские танкисты бездействовали, будто не видя или не обращая внимания на приближающуюся конницу гвардейцев.
Но вот раздались десятки пушечных выстрелов и воины, спешившие к спасительному лесу, скрылись среди разрывов.
Одни падали, затем схватывались и бежали дальше, другие падали навечно, третьи поднимали и вели, тащили под руки. Но колонна не останавливалась, упорно продвигалась вперед, к лесу.
Пересечена линия окружения, осталось пробежать какие-то сотни метров – и, люди в безопасности. Но нет больше сил. Перехватывает дыхание, сердце вот-вот вырвется из груди и что-то жжет-жжет у самого горла, нечем дышать, нет воздуха, ноги не несут, подкашиваются. Хочется упасть на снежную, мокрую, изрытую вражескими снарядами и танковыми гусеницами землю и почувствовать блаженство отдыха каждого суставчика, каждой жилочки. Почувствовать, как вливается в тебя терпкий аромат насыщенного хвоей воздуха.
Увидев, что добыча выскальзывает, танкисты забеспокоились танки преграждавшие конной группе путь, как по команде военных моряков, повернули направо “все вдруг” и в кильваторной колонне двинулись на спешенных кавалеристов подполковника Красногиро.
Старший лейтенант Крыгин подал команду:
– На прорыв, за мной, полевым галопом марш, ма-арш!
Лошади, будто понимая смертельную опасность, летели, как птицы.
Справа от Григория, на полкорпуса позади – Егор Гаврилович Гунько, слева, на той же дистанции – Павел Стативкин.
Крыгин оглянулся. Растянувшаяся колонна кавалеристов поотстала, а он уже был на линии кольца окружения. “Эх, черт, а ведь быть может, кому потребуется помощь”.
Танки, устремившиеся в преследовании пехотинцев Красногиро, оставили кавалеристам Крыгина проход километра два-три.
– Егор Гаврилович, вон ту, разбитую немецкую зенитную батарею, что на ворон стволы направила, видишь? – Спросил у него Григорий.
– Бачу, добре бачу, ответил казак.
– Мимо нее, – прямо в лес, и веди гвардейцев, а я на минутку задержусь. Старшим остается капитан Ханукай. Пусть группу ведет в село Песочное.
– Добре! А може и я з тобой, Гриша? Як шо. то ще я отвечу твоей матери, Настеньке и маленькому Юрку? Скажуть, не уберег, старый!
– Выполняйте приказание, товарищ гвардии красноармеец.
Егор поднажал Быстрого, поравнялся со старшим лейтенантом, ласково пошлепал Мальчика по шее., потом мрачно ответил:
– Добре, Гриша, приказ я выполню, прощай!
Крыгин вытащил клинок и высоко поднял над головой. Подержал в вертикальном положении несколько секунд и резко им взмахнул вперед, что по условному сигналу означало: всем продолжать движение тем же аллюром в указанном направлении. А сам отвернул коня в сторону и остановился. Позади в двух шагах, стал Стативкин.
* * *
Мимо них мелькали мчавшиеся во всю конскую силу всадники. Григорий хотел рвануться за последним из всадников, но его внимание привлек еще один всадник, скакавший на хромой лошади. Он далеко отстал и прилагал все силы, чтобы догнать товарищей, но конь не повиновался.
К этому времени, как и расчитал комиссар, вражеские танки заметили, что у них позади пошла на прорыв большая группа всадников. Очевидно, она им действительно показалась гораздо больше пешей, и они повернули назад, в погоню за ней, но было поздно, кавалеристы скрылись в лесу.
Воспользовавшись “маневром” танкистов и подполковник Красногиро, спешенные казаки достигли желанного леса.
А Крыгин со Стативкиным замешкались, их внимание по-прежнему привлекал скакавший на хромой лошади всадник.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, на нас два танка ползут, встревожился коновод.
– Григорий оглянулся. В полукилометре с наведенными пушками, не спеша приближались два танка. Танкисты стояли по пояс в открытых люках, помахивая руками, словно приглашая ехать навстречу к ним.
Крыгин готов был сорваться с места и мчаться за товарищами, скрывшимися в лесу, оставив на произвол судьбы одинокого всадника. Но в это время его конь повалился. Всадник ловко перевернулся несколько раз и встал на ноги.
– Капитан Цыпкин! – Не сказал, а простонал Стативкин.
Да, это был он. Оценив свое положение, как безнадежное, не сдвинулся с места. Открыл полевую сумку, достал какие-то бумаги, чиркнул зажигалку, поджег и бросил на землю. Вытащил еще бумаги из сумки, планшета, карманов и бросил в костер.
Внимание фашистских танкистов привлек офицер, сжигавший документы. Они бросили двух всадников, развернулись, добавляя оборотов и направились к начальнику штаба полка, зажимая его с двух сторон.
Крыгин и Стативкин кинулись на помощь начальнику штаба, но уже было поздно. Капитан Цыпкин, старый большевик, участник гражданской войны, предпочел смерть позорному плену и приложил пистолет к виску.
Всадники повернули лошадей и помчались к лесу, но, не доезжая, остановились. Им бросилась в глаза цепочка бойцов, шедшая развернутым строем прямо на танки, преграждавшие ей путь на село Песочное.
Недоходя до танков метров двухсот, цепочка остановилась и, судя по одновременным действиям красноармейцев от старшего последовала команда:
– Положить оружие!
По всем уставным правилам бойцы четко сделали левой ногой шаг впереди, не приставляя правой, положили пред собой карабины и автоматы, а затем назад приставили левую ногу к правой. Получилось так, что оружие лежало ровным рядом на один шаг впереди бойцов, а они, понурые, беспомощные, стояли, переминаясь с ноги на ногу, покорно ожидая от заклятого врага своей судьбы.
Крыгин вскинул бинокль, вгляделся и вздрогнул, его лицо покрылось белизной, словно мелом.
– Павел Александрович, сдаются мать их.. И кто бы ты думал? Казаков, коммунист, сдается со всем своим отделением. Вот каких гадов, предателей держал около себя. Дай-ка автомат!
– Не достанет, если бы с ручного, а еще лучше со станкового пулемета секануть.
А навстречу изменникам Родины бежали обрадованные фашистские танкисты. Они жестикулировали, что-то кричали сдавшимся.
“Что делать? Ну, что делать?! Нет под руками никакого оружия, из которого бы можно было уничтожить и предателей и завоевателей” – горько сожалел Григорий.
Неожиданно для старшего лейтенанта, а тем более для немецких экипажей, бросивших танки, гвардии сержант Казаков подал команду:
– Взять оружие!
Гвардейцы из отделения управления третьего эскадрона четко сделали точно такой же шаг – и оружие в руках.
– Огонь по немецко-фашистским захватчикам!
Танкисты свалились, как подкошенные.
Сашка Носалевский и Александр Водорезов бросились к танкам, вскочили на них и метнули в открытые люки противотанковые гранаты. В утробе одного и другого грохнуло. Теперь они никому не страшны.
Тем временем Казаков метнулся между горевшими танками, за ним, не отставая, бежало отделение. Бежало еще десяток бойцов и командиров, отбившихся от своих подразделений и не успевших присоединиться к группе подполковника Красногиро.
“Володя, Володя! Как я мог усомниться в тебе и твоих орлах? Ах, орлы, прямо орлы. Слава вам, верные друзья!”
Отделение Казакова с присоединившимися бойцами было далеко за линией окружения. Только небольшая группка в семь человек, пытавшаяся прорваться левее, увидя свободный путь, изменила первоначальное решение и направилась в готовый прорыв. Но было поздно. Один танк, переваливаясь на неровностях почвы, набирая скорость, наваливался всей тяжестью на горстку смельчаков.
– Григорий Семенович, – взмолился Стативкин, – поехали, чего нам терзать свои души. Мы же ничем не поможем, а сами погибнем. Смотрите, два танка, которые зажимали капитана Цыпкина, разворачиваются в нашу сторону.
Григорий был согласен с коноводом, но не мог, не хватало сил оторваться от бинокля.
Группка казаков бросилась в сторону, стараясь уклониться от танка, но один из них остановился на какое-то мгновенье, а потом кинулся навстречу стальному чудовищу.
Крыгин внимательно присмотрелся, что-то знакомое показалось ему в бойце. Что он думает делать, хочет ли броситься сам под гусеницы, не ожидая, когда настигнет и раздавит, растерзает траками танк, или же хочет сдаться в плен. Да и не рядовой это, а офицер. Кто он этот офицер, бегущий на встречу своей смерти? Кто?
Еще какя-то доля секунды, и все будет кончено. Раздастся раздирающий душу крик и затрещат человеческие кости, а может быть, и не успеет крикнуть.
Однако, офицер имел на этот счет совсем другое мнение и намерние. В шаге от навалившигося на него страшилища он подпрыгнул, ухватился за горизонтально торчавший ствол пушки, легко подтянулся и оказался на танке, впереди башни. Пулеметчик успел ударить короткой очередью и прострелил офицеру левую руку выше локтя. Рука беспомощно повисла.
– Павел Алксандрович, а ведь этот герой лейтенант Антонец, наконец-таки я его узнал.
– Не может быть, он же больной и должен находиться в санчасти.
– Должен…Вот тебе и больной, смотри, что он разделывает.
А лейтенант выхватил пистолет и через смотровую щель, бац в водителя.
Никем не управляемый, танк стал выписывать зигзаги.
Антонец, долго не раздумывая, из того же пистолета- бац в смотровую щель огрызающегося пулеметчика. Пулемет умолк.
Такую же операцию начал он проделывать с башенными смотровыми щелями.
Затем лейтенант несколько раз выстрелил в запасные бочки с горючим и что-то, казалось, бесконечно-долго, возился около них. Наконец взвился дымок, показался язычок пламени и танк загорелся веселым костром.
Антонец спрыгнул с танка и побежал за товарищами в сторону Песочное, прижимая к груди раненную руку.
Два вражеских танка, которые намеривались пленить капитана Цыпкина, развернулись в сторону Крыгина и Стативкина. Они подняли лошадей в галоп и направились к лесу. Это их дом, их спасение.
…
Два воина-гвардейца, гвардии старший лейтенант Крыгин и его верный товарищ Павел Стативкин, стояли под размашестой елью. Они с грустью и сердечной болью смотрели в сторону ада из которого только что вырвались. Там сотни боевых друзей сложили свои головы за счастье советских украинских братьев и сестер.
Вечная вам слава. дорогие товарищи, а мы, будем и дальше продолжать наше общее дело до полной победы над фашизмом.
